Самое страшное наказание — изоляция, а не рудники
Сразу несколько интересных тем успели мы обсудить во время встречи с тольяттинским прокурором по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях Игорем Сурковым. В частности коснулись тюремной реформы (в последнее время много спорят о том, как быть с опасными преступниками), ну а начали…с коррупции в колониях.
— Работа проводится серьезная, — рассказал Игорь Константинович. — Если мы располагаем информацией, что сотрудник, возможно, является предателем интересов службы, пытаемся это проверить оперативным путем. Недавно в 29-й колонии был задержан сотрудник, у которого изъяли около 35 граммов героина. С начала года это уже второй подобный случай, причем отдельно хочется отметить, что выявляют таких вот недобропорядочных сотрудников силами непосредственно колонии. В последнем происшествии удалось также установить, что героин он получал от женщины. Позже ее задержали, причем во время обыска в квартире обнаружили наркотики. Что же касается работника колонии, то он взят под стражу, и сейчас ведется расследование уголовного дела. Меня, как надзирающего прокурора, радует то, что руководители колоний подходят к этому вопросу объективно, не занимаясь защитой чести мундира.
— Как в остальном? Без происшествий в колониях?
— Про «телефонного террориста» из 16-й колонии я уже говорил. Его вычислили, возбудили уголовное дело. Среди осужденных провели профилактическую работу, разъяснили им, что такие вещи однозначно заканчиваются дополнительным сроком наказания. Думаю, что до них эта информация дошла и подобных глупостей себе никто не позволяет. Вообще, если сравнивать первые три месяца этого года с аналогичным периодом 2011-го, можно отметить, что меньше осужденных стали допускать нарушения, в том числе злостные.
В то же время с сожалением вынужден отметить, что увеличилось количество умерших осужденных с диагнозом «ВИЧ-инфекция». Дело в том, что у этой болезни имеется определенная стадия развития, и примерно через 5-7 лет человек подходит к последней черте. Именно с этим мы сейчас и столкнулись. К сожалению, от этого никуда не деться, хотя необходимая медицинская помощь данной категории осужденных, конечно же, оказывается.
— Наверняка, услышав это, родители многих осужденных встревожатся. Как-то можно их сразу же успокоить?
— Давайте объективно: ВИЧ-инфекцией в основном заражаются люди, представляющие определенный слой общества (прежде всего, это наркоманы), которым в гражданской жизни далеко не всегда вообще оказывается какая-то медицинская помощь. В колониях же они все до единого стоят на учете, получают диетическое питание. Да, это не платная клиника (понятно, что можно лечиться таблетками за 100 рублей, а можно за 10 тысяч долларов), но необходимый минимум осужденные получают. Кроме того, их систематически отправляют на обследование в больницу ГУФСИН. Родителей других осужденных могу успокоить — страшного в этом ничего нет, ведь еще раз повторю, заражаются в основном через иглу. Тот, кто не занимается наркотиками и другими подобными глупостями, заразиться фактически не рискует.
— А другие осужденные не просят, чтобы от них изолировали инфицированных?
— За пять лет я ни разу не то что письменной, но даже устной жалобы не слышал, что осужденные не желают общаться с этой категорией.
— Вопрос, касающийся тюремной реформы. Говорят, что строящийся в нашем городе около 29-й колонии следственный изолятор в связи с этой реформой могут передать под другие нужды…
— Недавно я встречался с новым начальником ГУФСИН Самарской области Рамизом Алмазовым и могу сказать, что он серьезно настроен ввести изолятор в эксплуатацию, причем уже в этом году. Насколько я понял, после того, как это произойдет, планируется перепрофилировать сызранский изолятор в тюрьму особого режима.
— А наш построенный изолятор станет основным в области?
— Вернее будет сказать: одним из основных. Не забывайте, что достаточно большой изолятор есть в Самаре.
— Кстати, о тюрьмах особого режима. Недавно в одной из телепередач разгорелась нешуточная дискуссия, касающаяся тюремной реформы системы исполнения наказаний. Одни говорили, что для особо опасных преступников нужна смертная казнь, другие предлагали строить специальные тюрьмы или вообще отправлять таких осужденных на рудники. Где, на ваш взгляд, разумный компромисс?
— Рудники… лесоповал… Почитайте Солженицына. Это же возврат к позавчерашнему дню. Во всем цивилизованном мире самым страшным наказанием для человека является его изоляция. Когда осужденный отбывает наказание в общежитии, где кроме него человек пятьдесят, то он имеет возможность общаться и ему легче переносить все тяготы. Не случайно ведь многие из тех, кто находится в одиночных камерах (а это в основном осужденные на пожизненное заключение), не доживают до 20-летней отсидки. Они либо сходят с ума, либо просто умирают. Я недавно побывал в Санкт-Петербурге, заходил в Петропавловскую крепость. Так вот, судя по тому, как там в царское время были устроены камеры, преступников содержали именно в одиночках. И выдерживали в этих камерах люди год, максимум полтора. Был случай, когда одна революционерка после годовой отсидки облила себя керосином и подожгла. Так что насчет рудников, это не совсем верно.
— Ну а чтобы пользу какую-то приносили государству. А то ведь в колониях работы нет…
— Парадокс в том, что большинство осужденных готовы работать. Для них радость —отвлечься от серых тюремных будней. Мало того, в тюремной реформе прописано, что использовать труд нужно в качестве поощрения осужденным. Вот так. Что касается ваших слов «приносили пользу», то здесь изобретать велосипед не нужно. Дайте колониям муниципальные, областные, федеральные заказы. Если я не ошибаюсь, есть постановление правительства Российской Федерации, согласно которому, исправительным учреждениям при проведении торгов на получение заказа предоставляется преимущество. Я об этом говорил бывшему мэру, рассказывал о том, какая положительная практика есть в других регионах. То есть особых проблем в организации труда осужденных я не вижу. Было бы желание властей.